Известные из книг, но не придуманные, а реальные люди увековечены в Корфовском. Это путешественник и писатель Владимир Арсеньев, его проводник и друг, представитель коренного населения Дальнего Востока Дерсу Узала.
Именем Арсеньева в Корфовском названа улица. Причем, произошло это еще в довоенное время, что опровергает рожденный спустя полвека миф, что советская власть не ценила Арсеньева, бывшего офицера русской императорской армии, и даже способствовала его смерти.
Жители поселка всегда знали, что в 1908 году у станции Корфовская Дерсу Узала был убит и старались увековечить память о соратнике признанного в мире путешественника и писателя. Вначале это был большой камень, привезенный во двор местной школы. Как вспоминает Анатолий Евгеньевич Зель, председатель исполкома и глава администрации Корфовского, на этом камне масляной краской было написано два слова - «Дерсу Узала».
В постсоветское время по инициативе писателя и краеведа Всеволода Петровича Сысоева, приезжавшего в Корфовский, у трассы, которая проходит через поселок, связывая Хабаровск и Владивосток, была установлена гранитная глыба. На ней выбито то же словосочетание - «Дерсу Узала». Рядом высажены кедры, которые быстро пошли в рост. Игольчатые ветки и коричневые стволы будто возвращают в первые годы минувшего века, когда шоссе между главными городами Дальнего Востока не было, а на его месте возвышался кедровник.
- По словам Сысоева, в этом кедровнике разжег костер с желанием согреться в мартовскую ночь Дерсу Узала. Его тяготила жизнь в квартире Арсеньева в Хабаровске, и он отпросился в тайгу, которую считал своим домом. У него была японская винтовка. Видимо, ей решили завладеть грабители, - рассказывает Зель.
Хотя гранитную глыбу нельзя считать надгробным памятником, но именно в Корфовском закончил земной путь сподвижник Арсеньева, без преувеличения, главный герой его документальных книг «По Уссурийскому краю» и «Дерсу Узала».
Они познакомились третьего августа 1906 года, что подтверждает дневник Арсеньева. «… У нашего пня стоял пожилой человек небольшого роста, приземистый, с выпуклой грудью, несколько кривоносый. Лицо его, плоское, было покрыто загаром, в складки у глаз, на лбу и щеках красноречиво говорили, что ему лет около 50. Небольшие каштанового цвета редкие усы, редкая в несколько волосков борода, выдающие скулы у глаз изобличали в нем гольда», - писал Владимир Клавдиевич.
В царской России и первые годы советской власти гольдами называли представителей нанайского народа. В 1906 году за плечами Арсеньева, выпускника Петербургского пехотного училища, переведенного из Польши на Дальний Восток, где он продолжил службу военного топографа, были экспедиции, в ходе которых он девять раз пешим ходом пересекал хребет Сихотэ-Алинь.
«… С 3 августа в отряде появился еще один член экспедиции - проводник нанаец Дерсу Узала. Настоящее имя его было Дэрчу из рода Очжал (Оджал), жившего незадолго перед тем в верховьях Уссури», - отмечает Анна Тарасова, исследователь творчества писателя и путешественника.
Экспедиция закончилась в конце ноября. Возглавлявший ее штабс-капитан Арсеньев и зачисленный проводником Дерсу четыре месяца были рядом днем и ночью. Владимир Клавдиевич узнал от него, как он попал в плен к хунхузам, что стрелять в тигров нельзя, поскольку это боги, охраняющие женьшень от человека. Были рассказы о злых духах, наводнениях, охоте. И о нападении тигра, который почти растерзал гольда, и пока тот выздоравливал, с ружьем охотилась на зверя его жена.
В 1907 году экспедиция стартовала одиннадцатого июня и продолжалась почти семь месяцев. С первого до последнего дня, которым стало пятое января 1908 года, в ней был Дерсу. После возвращения в Хабаровск Арсеньев убедил проводника пожить с ним, однако в марте, когда природа знаменовала свое пробуждение от зимнего смирения звуками и запахами, чуткий гольд не усидел в городской квартире. Но в тайге встретил он не успокоение души, а ужасный конец. Дописывающий «ДерсуУзала», ошарашенный известием о смерти друга Валентин Клавдиевич завершал роман газетной концовкой. «…Какие-то два человека, причислявшие себя к лику европейцев, совершили гнусное убийство с целью грабежа. Они убили бедного дикаря, у которого была чистая душа и который во всю свою жизнь никому не сделал зла. Цивилизация родит преступников. Созидай свое благополучие за счет другого - вот лозунг двадцатого века».
Есть еще одно признание, более раннее, но не менее откровенное. «Этот дикарь был гораздо человеколюбивее, чем я», - писал Арсеньев о проводнике, который жил в очеловеченном мире, где любое существо, от козявки до тигра, неодушевленные предметы и явления природы, по его разумению, имели душу. Дерсу помогает своему капитану, как Пятница служит Робинзону. Может, Даниель Дефо натолкнул Арсеньева на живописание Дерсу, вначале потешного, а затем покоряющего сердца всех без исключения?
Проводник ловок и расторопен, бережлив и предусмотрителен. Великолепный стрелок. Знает назначение и цену пусть даже пустяковой вещи. Располагает крайне скудными средствами к существованию и при этом никогда не стремится хотя бы к малейшей наживе. «В наше время борьбы со всяким суеверием и самой твердой рационализации первобытный человек, современный анимист ДерсуУзала, понимающий каждую ворону, как «люди», вышел на советскую сцену жизни и сделался одним из любимейших героев нашей молодежи», - отмечал в 1932 году писатель Михаил Пришвин.
Анимизм - это вера в одушевленность природы. «Сегодня ночью много люди пропади, - с сожалением произносит проводник после снежной бури. - Я понял, что «люди», о которых говорил Дерсу, были пернатые, - уточняет Арсеньев, который провалился под лед, когда переходил реку. Но не замерз и остался жив благодаря неутомимому соратнику, соорудившему палатку из камыша, устоявшую в ураган. «Трудно перечислить те услуги, которые этот человек оказал мне и моим спутникам. Не раз, рискуя своей жизнью, он бросался на выручку погибающему, и многие обязаны ему жизнью, в том числе и я лично», - писал Арсеньев после смерти друга, с которым делил кров, хлеб, воду.
Гораздо позже, когда страна была объята пламенем революции и гражданской войны, в письме этнографу и лингвисту Владимиру Богоразу он неожиданно признается: «Дерсу действительно погиб только потому, что я увел его из тайги в город. Я до сих пор не могу себе этого простить». Похоже, время не притупило душевную боль, катаклизмы национального масштаба отходили на второй план, когда мысли возвращались к судьбе проводника.
Но за что упрекать себя?.. Глава «Сердце Уссурийского края» романа «Дерсу Узала» рассказывает, как капитан и проводник охотятся на кабанов. Капитан выстрелил и уложил зверя. Дерсу не стрелял, поскольку не увидел кабанов, был недоволен, «ругался вслух и потом снял шапку и стал бить себя кулаком по голове». Еще одна охота: Дерсу стреляет в кабаргу, но она убегает. «Промазал», - с иронией замечает ему капитан. «Неужели моя попади нету?» - испуганно вопрошает проводник. Он «быстро вскочил на ноги и сделал на дереве большую затеску, затем схватил ружье и отбежал назад шагов на полтораста… Поставил сошки и стал целиться… Наконец он выстрелил и подбежал к дереву. Из того, как у него сразу опустились руки, я понял, что в пятнышко он не попал», - пишет Арсеньев.
Дерсу расстроен как никогда. «Раньше никакой люди первый зверя найти не могу, - произносит он. - Моя стреляй - всегда в его рубашке дырку делай. Моя пуля никогда мимо ходи нету… Как теперь дальше моя живи?»
«Тут только я понял неуместность моих шуток. Для него, добывающего себе средства к жизни охотой, ослабление зрения было равносильно гибели, - делает вывод Арсеньев. - Трагизм увеличивался еще и тем обстоятельством, что Дерсу совершенно одинок. Куда идти? Что делать? Где склонить на старости лет свою седую голову? Мне нестерпимо стало жаль старика. - Ничего, - сказал я ему, - не бойся. Ты мне много помогал, много раз выручал из беды. Я у тебя в долгу. Ты всегда найдешь у меня крышу и кусок хлеба. Будем жить вместе».
Итак, Владимир Клавдиевич возвращается из экспедиции в Хабаровск. Жена и сын не видели его семь месяцев. Дерсу отводят комнату для прислуги, примыкающую к кухне. Проводить с ним время Арсеньев не может: с утра он уходит из дома по делам. «Теперь моя понимай: капитан сопка ходи - работай, назад город ходи - работай», - не без удивления говорит Дерсу, хотя каждодневная занятость Арсеньева не сводит на нет их общение. «Иногда я подсаживался к нему, им мы вспоминали все пережитое во время путешествий. Эти беседы обоим нам доставляли большое удовольствие».
Это написано в романе. В реальной жизни, вероятно, было по-другому. Сын Владимира Клавдиевича уже после смерти отца вспоминал, как возмущался Дерсу, узнав, что капитан покупает дрова. «В лесу много дров есть; зачем напрасно деньги давай?» - возмущался он и отправился за пределы Хабаровска, чтобы нарубить дров. В лесу его задержали и составили протокол. Но когда он услышал, что и за воду надо платить, снова стал шуметь.
В воспоминаниях жены Арсеньева неприязнь, пожалуй, преобладает. «Это был сильный, очень грязный гольд с трубкой. Курил что-то свое… Гольд не хотел сидеть на стуле, только на полу… Я дала Дерсу тарелки, нож, вилки, ложки. Он ими мало пользовался». Короче говоря, «друг Володи (В.К. Арсеньева - прим. авт.) и пьяница, знал лес как свои пять пальцев, герой книг Володи, а дикарь дикарем». Но так уж дик был проводник? По утверждению Григория Левкина, возглавлявшего топографическую службу Дальневосточного военного округа, Дерсу объяснялся и понимал по-китайски, по-корейски, по-нанайски, по-удэгейски, по-ороченски. Разумеется, бывал в населенных пунктах, пусть не таких крупных, как Хабаровск, где сдавал пушнину, получал патроны, поэтому говорил по-русски неплохо, хотя путал слова и падежи.
В романе Дерсу просит капитана отпустить его в сопки. «Я взял с него слово, что через месяц он вернется обратно», - поясняет Арсеньев. «На другой день утром, проходя мимо его комнаты, я увидел, что дверь в ней открыта. Заглянул туда - комната была пуста»… Пройдясь по городку 23-го Сибирского стрелкового полка, где квартировали Арсеньевы, штабс-капитан услышал от стрелков, что они видели человека с котомкой и ружьем. «Судя по описанию, это был Дерсу», - заключает Арсеньев.
Через две недели Владимир Клавдиевич получает телеграмму от Иосифа Александровича Дзюля, начальника станции Корфовской, своего друга, охотника-любителя. В телеграмме шесть слов: «Человек, посланный вами в тайгу, найден убитым».
«…Арсеньев прибыл к месту гибели Дерсу, когда могила была уже вырыта. Место для могилы было выбрано удачно: под сенью вековых кедров, - полагает Сысоев, благодаря настойчивости которого у шоссе, проходящего через Корфовский, установлен именной гранит. - У Арсеньева были неотложные дела и сразу обустроить место захоронения Дерсу он не смог. Вернувшись из очередной экспедиции, он немедленно направился к могиле Дерсу, но найти ее не смог…»
«Я не узнал места - все изменилось. Около станции возник целый поселок. В предгорьях Хехцира открыли ломки гранита, начались вырубки лесов, заготовка шпал. Несколько раз принимался искать могилу Дерсу, но напрасно», - не скрывает Арсеньев, живший уже во Владивостоке и прибывший в Хабаровск, чтобы навестить могилу погибшего два года назад друга.
С того посещения станции Корфовской путешественником и писателем миновало более века. Поселок стал другим, вытянувшись до подножия сопки, прирастая улицами и этажами. Железная дорога по-прежнему будоражит окрестности перестуком вагонных колес и гудками локомотивов. Не вручную, а машинами разрабатывается месторождение, которое Владимир Клавдиевич назвал ломками гранита.
Жизнь несказанно изменилась, но искренность, дружба, взаимовыручка, как и любовь к матушке-природе, не поддаются модификации подобно сотовым телефонам и пластиковым окнам. Вот почему Арсеньев и Дерсу Узала близки и памятны жителям Корфовского, как и всей России.
На снимке: Дерсу Узала. Фото Владимира Клавдиевича Арсеньева.
Поделиться с друзьями: